«Православная экклесиология и украинский раскол»

Автор: Василий И. Тулумцис, кандидат догматического богословия, Афинский университет им. Каподистрии

***

Прежде всего, я хотел бы выразить глубокую благодарность господину Георгию Каралису и издательскому дому (в лице Олимпии) за их неоценимую поддержку. Они первыми предложили издать этот том и взяли на себя всю организационную работу, что позволило воплотить в жизнь нашу первоначальную концепцию и идею. Издание настоящего сборника имеет особую богословскую ценность. Ввиду деликатного характера украинского вопроса, было бы значительно проще распространять тексты, поддерживающие господствующую официальную версию об «уврачевании раскола», которое якобы совершилось при помощи автокефалии. Напротив, оказалось весьма затруднительным издавать статьи, описывающие многосложный характер нынешней ситуации, где имеет место сознательное и умышленное искажение соборного и канонического предания Церкви.

Кроме того, довольно многие представители академических и церковных кругов, каждый по своим причинам, не пожелали выступить в публичном диалоге и защитить принципы православной экклезиологии, предпочитая хранить безопасное молчание. Тем самым они дали зеленый свет ложным и сфабрикованным аргументам тех, кто решил поддержать проект по безоговорочному признанию всех украинских раскольников. Следовательно, ценность данного издательского проекта заключается в том, что он поддерживает и распространяет концепцию о принципах и границах православной экклезиологии, которые как раз и были нарушены при создании ПЦУ.

Если обратиться к ранним заявлениям церковных и академических деятелей шестилетней давности (2019 г.) о способах урегулирования украинского раскола и предоставлении Томоса об автокефалии, можно обнаружить весьма оптимистичные позиции. Они выражали уверенность в том, что «рана многолетнего украинского раскола окончательно исцелена» и что «автокефалия является свершившимся историческим фактом, который не подлежит изменению». Эти две фразы свидетельствуют о поверхностном подходе к данной проблеме и совершенно необоснованной уверенности в ее разрешении.

Однако, проблема, вызванная предоставлением Томоса об автокефалии не только не была решена, но, напротив, усугубилась и распространилась за пределами Украины, на мировом уровне. И это потому, что все предпринятые действия были чужды Преданию, канонам и богословию Церкви. Считалось, что они обладают автономным авторитетом и значимостью только по той причине, что действующей силой предпринятых мер была первая по порядку в диптихах Константинопольская Патриархия — без согласия и содействия других Церквей, которым приписывается «более низкая ступень» в иерархии.

Судя по данным, имеющимся сегодня, шесть лет спустя, можно сказать, что вышеуказанные заявления выглядят в наши дни несерьезными и научно несостоятельными. Одновременно подтверждаются голоса, которые считались тогда «экстремистскими», поскольку они утверждали, что ни одно действие не может считаться церковным, если оно не опирается на прочное основание многовекового предания Церкви.

С самого начала следует уточнить, что мой подход к украинскому вопросу не был ограничен двумя полюсами «Фанар и Москва», и я никогда не пытался оценить, какая из этих двух сторон «более права» или «менее неправа». Я ни в коем случае не пытался безоговорочно и односторонне поддерживать ни одну из двух сторон. Мое исследование было сосредоточено исключительно на богословском, а именно экклезиологическом, аспекте данных, касающихся Таинства священства. Моя задача заключалась в том, чтобы обнаружить те отклонения от образа действий и жизни Церкви, которые делают этот проект (создание ПЦУ, – прим. пер.) экклезиологически необоснованным и, таким образом, с самого начала обрекают его на провал.

Важно понимать, что уврачевание церковных расколов — это не просто примирение, а глубокое восстановление, основанное на догматическом учении и каноническом предании Церкви. Если противоречия не устраняются, а лишь скрываются, всегда возникает опасность искажений и новых разделений церковного тела. Ни один церковный институт не имеет права ставить себя выше предания Церкви или использовать его отдельные части по своему усмотрению для удовлетворения желаний и амбиций тех, кто стремится установить полную власть над Православной Кафолической Церковью, разделяя церковное тело без малейшего сожаления.

Если мы будем говорить о сути церковного урегулирования украинского вопроса, то обнаружим множество структурных ошибок, из которых наиболее фундаментальными являются две:

а) Произошло смещение центра тяжести проблемы с уровня экклезиологии на уровень канонического права: акцент делается на таких категориях, как «привилегии» и «канонические права». Эти понятия, изначально направленные на укрепление единства, теперь используются для его разрушения.

б) Большинство опубликованных исследований были написаны в духе софистики и предвзятости, в рамках противостояния между Фанаром и Москвой. Эти работы, ориентированные на получение выгоды от одной из сторон и нанесение ущерба другой, полностью игнорируют суть вопроса, которая заключается не в первенстве или полномочиях, а в том, действительно ли обладают каноническим священством те, кто получил Томос об автокефалии.

Несмотря на то, что авторы этих текстов в основном являются представителями академического богословия, их работы лишены научной объективности. Учитывая обстоятельства их создания, они представляют собой проблематичный с научной точки зрения материал, в лучшем случае — не имеющий научной ценности. Вместо добросовестного и систематического изучения серьезных научных исследований, они применили пропагандистские приемы, пытаясь подорвать их авторитет уничижительными и оскорбительными выпадами.

Главная сложность заключается не в Томосе об автокефалии. Конечно, и процедура его передачи, и те, кто его получил, вызывают вопросы, но сам Томос является второстепенной проблемой. Основная и первостепенная проблема украинского вопроса заключается в отсутствии священства у тех, кто принял Томос, поскольку они никогда не были рукоположены в Церкви, в то время как в рамках автокефалии была создана и поддерживалась «преемственность» рукоположений от этих лиц, ведущих себя как священники. Это, со временем, делает исправление ситуации еще более сложным.

Группа, которая в январе 2019 года получила Томос об автокефалии от Константинопольского Патриархата, состояла из трех видов епископов:

- бывших канонических епископов, отколовшихся от Московского Патриархата;

- лиц, принявших рукоположение в рамках раскола; и

- самопровозглашенных «епископов», которые, скорее всего, даже не были крещены.

И хотя эти три случая имеют разные экклезиологические характеристики, тем не менее все они без исключения подверглись одинаковому обращению и были признаны «архиереями Церкви».

Таким образом, после того, как было сформировано это церковное объединение (ПЦУ, - прим. пер.), было решено, что проблема закрыта. Однако на самом деле, существование параллельной церковной структуры на одной и той же территории с УПЦ, с необоснованной маргинализацией канонического митрополита Онуфрия, привело de facto к расколу.

Чтобы какая-то Церковь стала автокефальной, она должна прежде всего и в первую очередь быть Церковью, поскольку Церковь означает и подразумевает наличие действительных таинств, освящающей благодати и священства. Следовательно, вопрос восстановления священства и вопрос автокефалии не лежат в одной плоскости: автокефалия не имеет собственной автономной харизматической ипостаси, но первоначально основывается на церковной ипостаси одной из Поместных Церквей, которая в дальнейшем становится автокефальной.

Невозможно, чтобы административная мера, такая как автокефалия, без каких-либо предварительных условий и магическим образом наделила архиерейством людей, которые никогда его не получали и, возможно, даже не принадлежали к Церкви. В противном случае возникает беспрецедентный парадокс: у нас есть группа, которая обладает Томосом об автокефалии, но не является Церковью.

Что касается аргументации, то Константинопольская Патриархия, по-видимому, не имела надежных аргументов, которые бы заранее указали  на правильный способ решения этой проблемы, обязательно в рамках православной экклезиологии. В итоге, в одностороннем порядке был принят способ, который по сути является не уврачеванием раскола, а просто переименованием раскольников в якобы «каноническое духовенство». При возникновении сопротивления, эти действия попытались аргументировать посредством искажения документов, священных канонов и событий церковной истории, что, впрочем, звучало неубедительно даже для самих зачинщиков автокефалии. Подобные махинации для «получения искомого» не имеют ничего общего с тем, как действовали на протяжении веков Святые Отцы и Соборы Церкви. Они больше похожи на приемы, которые использовали еретики, чтобы навязать свои взгляды, игнорируя Предание Церкви и поставляя личные интересы выше истины.

Среди прочего, была предпринята попытка оправдать отсутствие рукоположения у раскольников Украины. Для этого в качестве примера было выбрано принятие в Церковь бывших еретиков — епископов, впавших в ересь иконоборчества, — на VII Вселенском Соборе только после прочтения ими исповедания веры и осуждения ереси, без повторной хиротонии. Однако эти два случая имеют одно радикальное отличие: иконоборцы еще до своего отпадения получили каноническое и действительное рукоположение в Церкви, и именно по этой причине Церковь не рукоположила их заново. Однако раскольники Украины не обладают этой ключевой характеристикой. Исключение составляют лишь епископы, ранее принадлежавшие к Московскому Патриархату, но впоследствии отколовшиеся и извергнутые из сана. Поскольку они не имеют действительного рукоположения, их нельзя считать священниками и они не могут совершать богослужения.

Несмотря на общепризнанность этих фактов, они, похоже, не оказывают должного влияния на лиц, принимающих решения, чтобы те осознали ошибочность предоставления автокефалии и невозможность достижения на этой основе безопасного и прочного объединения.

Чтобы скрыть предыдущую ложь, с беспрецедентной безответственностью распространяются новые неправдивые заявления. Так, например, о существовании группы нерукоположенных было известно всем многие годы назад. Этот документально подтвержденный факт был публично признан Патриархом Варфоломеем и всеми Предстоятелями на Предсоборном совещании в Женеве в январе 2016 года. Даже сам Филарет, несмотря на свое отлучение и анафему, продолжал рукополагать священников из лагеря Малетича, будучи в курсе всех обстоятельств. Трагизм положения заключается в том, что до получения автокефалии факт существования нерукоположенных священнослужителей был общеизвестен и признавался. Однако после вручения Томоса, словно по мановению волшебной палочки, начались заявления об отсутствии нерукоположенных в ПЦУ. Эти обстоятельства не способствуют реальному преодолению церковного раскола, а скорее напоминают недобросовестные политические манипуляции.

Согласно VII Вселенскому Собору, а также многовековому сознанию и практике Церкви, именно границы Церкви и ее основополагающие экклезиологические принципы определяют возможность и порядок принятия возвращающихся в Православие из ереси. Поскольку таинства вне Церкви недействительны, принятие бывших иконоборческих епископов было возможно лишь при соблюдении строгих экклезиологических условий. Ключевым требованием было то, чтобы их епископское рукоположение было совершено в Церкви прежде их отпадения в ересь. Иными словами, указанный путь начинается с экклесиологии, а уже затем выбирается надлежащий способ чиноприема.

В соответствии с ложным толкованием VII Вселенского Собора, которое выступает за отказ от повторного рукоположения, наблюдается противоположный процесс: в Церковь принимают «как есть», а затем, в связи с этим, формируют новую экклезиологию для оправдания своих неканонических действий. Заявляют, что отсутствие перерукоположения является «устоявшейся практикой», якобы основанной на многовековом сознании Церкви. В результате, признание священства вне Церкви без каких-либо ограничений формирует новые, расширенные и неясные экклезиологические границы, поскольку отказ от перерукоположения понимается как наличие действительного священства вне Церкви. Если согласиться с этой пагубной концепцией, то тогда не существует церковных границ и, по сути, не существует еретиков и раскольников. Когда таинства Православной Церкви и отколовшихся от нее общин (еретических и раскольнических) признаются равноценными a priori, это уравнивает их, как будто речь идет лишь о разрыве общения, а не об отпадении от Церкви. Подобная экклезиологическая модель, основанная на идее «разных уровней участия» всех исторических церквей в Единой Церкви, напрямую связана с экклезиологией Конгара, которую затем перенял Второй Ватиканский собор.

В этой новой «всеобъемлющей» экклезиологии нет расколов и ересей. Есть просто «разделенные братья», с которыми мы якобы находимся в неполном общении на основании так называемого «единого христианского крещения». То есть, по этой концепции, подлинные таинства существуют повсюду, поскольку все конфессии так или иначе входят в Единую Церковь. Это «несовершенное» общение обретает полноту и становится «совершенным» посредством церковного общения с «епископом Рима». Именно общение со «всемирным первым» (как именуют папу Римского, - прим. пер.) усовершает и восполняет несовершенство общения. У латинян не существует повторного совершения таинств, потому что Второй Ватиканский собор поддержал т.н. «инклюзивную экклезиологию» Первого Ватиканского собора, признавая действительными таинства всех «исторических церквей». С учетом этих данных, центр тяжести кардинально смещается: теперь основанием для единства считается не общая вера, а само по себе общение между церквями. И хотя, даже с этимологической точки зрения, общение предполагает «общность» в отношении веры, в новой экклезиологии, порожденной экуменизмом, вводится лозунг: «единство в вере и разнообразие в формулировках». Эта фраза служит основанием для переосмысления церковного единства, которое теперь понимается не как единство веры, а как просто общение между историческими церквями без каких-либо предварительных условий. Именно по этой причине [в экуменистических кругах] больше не встречается синодальная формулировка Вселенских Соборов, согласно которой Церковь призывает к возвращению и единству находящихся за ее пределами, но теперь преобладает желание обрести церковное единство нового типа, как будто речь идет о некоем социологическом проекте. Необходимым элементом этой «расширенной экклезиологии» является «надлежащая когнитивная толерантность», которая предписывает уважать чужие убеждения в вере и воздерживаться от богословской критики тех моментов, которые составляют догматы для других конфессий «единого христианского мира». В то же самое время, все старые догматические противоречия фактически отвергаются.

Подводя итог, можно констатировать, что подход к признанию и принятию украинских группировок, состоящих из раскольников и нерукоположенных лиц, не имеет ничего общего с VII Вселенским Собором и не согласуется с православной экклезиологией, которая не признает таинств, а следовательно и священства, вне Церкви. Вместо этого, данный подход демонстрирует черты ватиканской экклезиологии, где единство Церкви строится не на вере и церковном предании, а на личности «всемирного первого». Общение с этим «Первым» якобы восполняет нужду в перерукоположении и одновременно является необходимым условием для единства Церкви и общения с ней.

Над созданием новой концепции всемирного первенства — без равных — систематически работал митрополит Пергамский Иоанн Зизиулас. В рамках своего «персоналистического» подхода, Зизиулас предложил новую искаженную интерпретацию догмата о Святой Троице, в которой акцентировалось онтологическое «первенство» Отца в ущерб Ипостасям Сына и Святого Духа. Эта еретическая триадология нашла свое отражение в столь же проблематичном учении о Церкви, так называемой «экклезиологии Первого». На уровне триадологии Зизиулас отождествлял Бога только с Ипостасью Отца и считал, что точно так же и на уровне Церкви, по аналогии с «первенством» Отца в Троице, существует и непременно должен существовать некий «всемирный первый», который одновременно должен служить и символом единства Церкви. Без этого Первого или без общения с ним единства как бы не существует.

Помимо того, что украинский церковный вопрос является ареной геополитического противостояния, он также стал удобной площадкой для практического воплощения еретической (а именно, арианской) триадологии покойного митрополита Пергамского Иоанна Зизиуласа. Его экклезиология, построенная на принципе первенства, ставит Поместные Церкви в иерархическое, неравноправное положение под главенством одного Первого, а предание Церкви сводится лишь к «коллекции» аргументов, из которых выбираются те, что подходят в каждом конкретном случае. Признание священства вне Православной Церкви, без соблюдения необходимых условий, создает «удобный» и «полезный» прецедент для предпринимаемого ныне ложного объединения всех христианских конфессий.

* Речь, произнесенная 24 октября 2025 года в Риме, где состоялся круглый стол, посвященный проблематике церковного единства, и презентация книги «Православная экклесиология и раскол на Украине», написанной коллективом греческих авторов.

Источник: https://orthodoxostypos.gr/ὀρθόδοξος-ἐκκλησιολογία-καί-οὐκρα/

@Перевод «Трость Скорописца», 2025.

Благодарим всех тех, кто перепечатывает наши материалы и при этом указывает ссылку на данный блог, показывая этим уважение к труду переводчика. И благодарим тех, кто не указывает, а выкладывает как свои собственные. Да благословит всех нас Господь! Слово Божие пусть сеется обильно.