Рукописание об отвержениии униатского Ферраро-Флорентийского собора (1438-1439) как выражение экклесиологии Седьмого Вселенского Собора (787).

Автор: Василий И. Тулумцис, магистр богословия Афинского национального университета им. Каподистрии по специальности «Догматика».

Церковь как таинственное Тело Христово имеет свою — данную свыше, непрерывную и непременяемую жизнь, — которая как непреходящая истина передается в неизменном виде сквозь времена и эпохи. Прочным основанием единства Церкви является передаваемая по наследству вера, выражение которой посредством догматов очерчивает те границы, в которых возможен подлинный духовный опыт приобщения к знанию Бога.

Это значит, что всякое отклонение от единой веры свидетельствует об ином опыте, который принадлежит не Церкви, а міру. И в этом случае мы имеем не богословие Церкви, а некую совокупность мнений о Боге, которые, по существу, описывают вовсе не Бога, а различных идолов (или «изображения» Его), которые помраченный человек сотворил по образу и подобию своего умопомрачения. Именно поэтому всякая ересь является, в конечном итоге, последовательным идолопоклонством. Этим объясняется тот путь, по которому шествует тело Церкви на протяжении веков, когда, пользуясь догматами как некими органами чувств, оно распознает и затем отвергает любое такое отклонение от веры.

Одним из таких примеров является VII Вселенский Собор (787 г.), который был призван разобраться с ересью иконоборчества и ее различными последствиями на уровне экклезиологии. Но прежде чем приступить к богословскому обоснованию изображения лика Христа и Его святых, Собор приступил к исследованию вопроса о восстановлении (или не восстановлении) в священном сане покаявшихся епископов, прежде впавших в ересь иконоборчества. Этот вопрос рассматривался на основании их согласия с верой и преданием Церкви.

Изучая протоколы VII Вселенского Собора, сразу становится понятно, какой серьезный богословский подход был применен Церковью, чтобы отразить вызов иконоборчества. Она не пыталась уладить ситуацию, подстроившись под требования светского общества, а действовала на основании конкретных экклезиологических критериев, имея целью уврачевание заблудших. Все деяния этого Собора были основаны на чистейшей православной экклесиологии, в результате чего VII Вселенский Собор может служить прекрасным ориентиром, когда требуется выбрать способ принятия в Церковь клириков, уклонившихся в ересь или раскол [1].

Важно подчеркнуть, что с самого начала целью Собора не было присоединение к Церкви как можно большего количества епископов-иконоборцев без каких-либо предварительных условий, а уже потом — произвольный подбор как можно более убедительной аргументации. Все происходило ровным счетом наоборот. Когда некоторые епископы каялись в уклонении от догматов веры — если таковые получили рукоположение в Церкви, а не в харизматически безипостасных (осужденных соборно) сообществах, — то исследовались их взгляды, удостоверялась искренность их намерений, а затем они зачитывали вслух рукописание против ереси, в котором они, кроме всего прочего, обязались больше не причинять страдания Церкви уклонением в раскол и еретическими учениями.

В этих условиях VII Вселенский Собор, в полном составе и единогласно, вынес положительное решение о принятии покаявшихся архиереев, которые ранее впали в ересь. Впоследствии соборный орган принял вышеуказанных архиереев уже под иной формулировкой: «Хорошо, что Бог привел православных»^[2], чтобы они все вместе могли выслушать вероучительные послания других патриарших престолов, а затем приступить к остальным деяниям Собора, таким как разъяснение богословия иконы и осуждение иконоборчества, то есть к работе по утверждению и провозглашению единого предания, которое подверглось попытке упразднения со стороны еретиков.

Вышеуказанные епископы в конечном итоге были приняты в Церковь без перерукоположения — на основании хиротонии, которую они получили в Кафолической Церкви, т. е. на основании своего существующего, ипостасного архиерейства (греч. υπαρκτή, υποστατή αρχιερωσύνη). Без этого необходимого условия у Собора, конечно же, не было бы никакой причины и никакого экклезиологического основания для перехода к следующему этапу — к рассмотрению их взглядов, поскольку просители находились бы в рядах мирян.

Точно такие же экклезиологические рамки и точно такой же подход с точки зрения необходимых условий можно найти в рукописании 1464 года [3], адресованном Патриарху Константинопольскому Софронию I. Вышеуказанное рукописание касалось заявления о покаянии клириков-униатов, которые приняли Ферраро-Флорентийский лже-собор «и результат этого собора, вернее, унию с латинскими догматами и прибавление к Символу веры (имеется в виду прибавление filioque к Никео-Константинопольскому Символу веры), а также и другие вещи, которые содержатся в этом оросе…» [4]. Конечно же, из текста, который приводится в рукописи Ксенофонта 70, следует, что существовал также устав для принятия в Церковь в конкретных случаях, который был написан патриархом Геннадием Схоларием, «о добровольно отвергнувшихся и вновь вернувшихся» [5]. В тексте данного чинопоследования есть частые и повторяющиеся обращения к клирику-отступнику о его возвращении и через покаяние «обращении от губительного заблуждения» с четким вопросом, «были ли они увлечены и терпели ли насилие, и потому ли отступили от истины?», что явно предполагает существование действительного священства до его присоединения к латинскому еретическому учению.

Поскольку именно рассмотрение вопроса о принятии покаявшегося клирика обязательно предполагает наличие действующего рукоположения, это рукописание относится не к латинскому клиру, а исключительно к православному клиру, обращенному в католичество. Об этом четко говорится в рукописании: «...от Кафолической Церкви греков (Православной Церкви) отсечен и отлучен, в которой родился, и воспитан и рукоположен, и которую святой и православной исповедую и провозглашаю».

Кающийся оправдывается, что «хоть я и действительно решил принять эти латинские учения, я принял их, думая, что они согласуются с православными догматами Греческой Церкви, как представили их те, кто составил суждение по этому вопросу». Затем он говорит об осознании и признании заблуждения, в которое он впал, факт, который он переживает как непосильное бремя: «Считаю невыносимым быть отсеченным от святой кафолической Церкви Христовой, Православной Церкви греков», что подвигло его составить прошение Константинопольскому Патриарху и его синоду, «дабы он даровал мне прощение за то, что я заблуждался и все это одобрял и так помышлял до означенного времени, и дабы позволил мне быть принятым во святую Церковь Христову и получить допущение на священство и право на служение в этом сане».

После этого говорится, что Собор всесвятейших архиереев попросил представить письменное исповедание веры, в котором приводятся следующие обязательства: «Всем своим умом и произволением, взяв в свидетели Бога, святых ангелов и всех святых, исповедую сердцем и устами моими, безо всякого утаивания и лукавства, и мыслю, как святая кафолическая Церковь греков исповедовала с самого начала, что Отец — без начала и без причины, но есть причиной Сына и Духа — одного по рождению, другого по исхождению [...] и что слово «Сын» никоим образом не подразумевает, что Сын причинен [...] ни сам по себе, ни с Отцом, как Отец и Сын [...], и иное понятие [...], и одно начало у Духа. То же, что относится к латинскому учению, я осуждаю, отклоняю и отвергаю, и считаю, что придерживающиеся сего состоят вне общения, отсечены и удалены от Православной веры христиан; по этой причине я также исповедую, что дополнение к Символу веры было сделано неправильно и незаконно, и я осуждаю его и отвергаю все другие обычаи Церкви латинян, осужденные нашей Греческой Церковью, и отвращаюсь от них; и я отвергаю все писания, написанные некоторыми против нашей Церкви, против ее учения и против ее обычаев и отвращаюсь от них; и всякую иную ересь, если она отвергнута и анафематствована семью святыми Вселенскими Соборами и Поместными Соборами, то и я анафематствую и отвергаю ее, как и худое учение Варлаама и Акиндина и их последователей; напротив, я полностью привязан к евангельским, апостольским и святоотеческим догматам и учениям. Исповедуя и веруя в то, что исповедует и во что верует святая Греческая Церковь Христова, от всей души и от всего сердца излагаю свое исповедание веры, зачитываю его устно и записываю его, и со своей подписью передаю святейшему моему господину и владыке Вселенскому Патриарху, а через него и святой кафолической и апостольской Церкви, в которой хотел бы я пребывать до конца своей жизни и умереть, укрепляясь силою Божиею молитвами Пресвятой Богородицы. Аминь».

Из содержания рукописания становится ясно, что исповедание Православной веры является единственным основанием для любого единства и непререкаемым признаком принадлежности к Церкви [6]. Любое отличие от полноты веры помещает ее носителя вне Церкви, даже если институционно это выглядит иначе. Ведь именно в этом исповедовался епископ Анкирский Василий, подав письменное исповедание VII  Вселенскому Собору, прося вновь принять его в общение с Кафолической Церковью, от взглядов которой он явно отошел: «Поэтому и я, Василий, епископ города Анкиры, желая присоединиться к Кафолической Церкви, даю это письменное свое исповедание Адриану, святейшему папе древнего Рима, и блаженнейшему патриарху Тарасию и святейшим апостольским престолам, то есть, Александрийскому, Антиохийскому и святого града, а также и всем православным архиереям и иереям…» [7].

Кроме того, патриарх Геннадий [Схоларий] в письме, которое он отправил синайскому монаху Иоакиму в феврале 1455 г., с точностью излагает предполагаемые рамки принятия и восстановления в сане, исходя из которых Церковь всегда разрешает и уврачевывает подобные ситуации, акцентируя внимание на взглядах священника: «Если приходит в монастырь какой-либо иеромонах, или просто священник, или дьякон нашего рода с Крита или Пелопоннеса, или с других островов, и у вас есть некоторое сомнение относительно рукоположившего его – не латинствовал ли тот когда-либо, или о самом иеромонахе – не сослужил ли он когда с ними литургию или не поминал кого из них, или если вы будете это знать наверняка, то подобает, чтобы он задержался в монастыре, сотворил покаяние и принес исповедание веры с обещанием, и тогда примите его как священника и сослужите с ним. И это говорим не только ради пользы монастыря, но и ради истины и устроения Церкви Христовой. Так и мы сделали в патриархии, приняв покаяние всех, давших исповедание, и умирился мир»^[8].

В приведенных выше различных случаях и ситуациях мы видим, что принятие покаяния и восстановление в служении священников и епископов, отпавших от Церкви, совершается в определенном экклезиологическом контексте. И только этот контекст, без которого недействительны остальные критерии и условия, составляет устоявшуюся практику Церкви по уврачеванию пагубных ситуаций, будучи последовательным выражением православной экклезиологии. Этот образ действования никогда не признает законными и действительными таинства вне тела Церкви, поскольку он основывается на ее идентичности и природе, то есть «том, что показывает в каждом конкретном случае, чем является и чем не является Церковь. И это потому, что таинства и причащение даров Святого Духа являются исключительным достоянием и содержанием таинственного Тела Христова, поскольку Церковь — всегда содержащая и никогда не является содержимым» [9].

Наконец, следует особо отметить, что постановление этого Собора относится именно к восстановлению, а не к признанию священства, в отличие от того, что сегодня искусно характеризуют как передачу «сущности» и каноничности несуществующему священству (греч. ανυπόστατη ιερωσύνη). Одно дело — неканоничное, а другое — несуществующее, несмотря на часто наблюдаемое сознательное или неосознанное отождествление этих двух терминов и ситуаций.

---

[1] Об этом см. соответствующее исследование, Василий И. Тулумцис, Экклезиологические рамки и условия принятия еретиков согласно Материалам VII Вселенского Собора, Вера как основа единства Церкви, Афины, 2022 г. // Βασίλειος Ι. Τουλουμτσής, Το Εκκλησιολογικό πλαίσιο και οι προϋποθέσεις αποδοχής των αιρετικών σύμφωνα με τα Πρακτικά της Ζ΄ Οικουμενικής Συνόδου, Η πίστη ως θεμέλιο ενότητας της Εκκλησίας, Αθήνα 2022.

[2] Деяние III, E. Lamberz, Acta conciliorum oecumenicorum, Series secunda, volumen tertium: Concilium universale Nicaenum secundum, Pars Prima, Concilii actiones I-III, Berlin - Boston: De Gruyter, 2008, (= Lamberz Ι), σελ. 232.

[3] Для получения дополнительной информации см. монографию архим. Нектария Д. Карсиотиса, Ферраро-Флорентийский Собор: от подписания определения об унии до его отмены, Афины 2020 г., стр. 482. // Αρχιμ. Νεκταρίου Δ. Καρσιώτη, Η Σύνοδος Φερράρας -Φλωρεντίας από της υπογραφής του όρου ενώσεως έως και της καταργήσεώς αυτού, Αθήνα 2020, σελ. 482. Как указано в исследовании отца Нектария, это рукописание было обнаружено в Константинополе патриархом Иерусалимским Нектарием до 1669 года и переписано его диаконом Досифеем.

[4] См. Архим. Нектарий Д. Карсиотис, Ферраро-Флорентийский Собор, с. 483. // Αρχιμ. Νεκταρίου Δ. Καρσιώτη, Η Σύνοδος Φερράρας -Φλωρεντίας, σελ. 483. Ср. Нектарий Иерусалимский, Возражения против главенства Папы, Яссы 1682, с. 231–232. // Νεκταρίου Ιεροσολύμων, Περί τῆς ἀρχῆς τοῦ πάπα ἀντίρρησις, Ἰάσιον 1682, σελ. 231–232.

[5] О переписи рукописи см. Marie-Hélène Blanchet, Une acolouthie inédite pour la réconciliation des apostats attribuée au patriarche Gennadios II Édition princeps et commentaire, The Patriarchate of Constantinople in Context and Comparison, edited by Christian Gastgeber, Ekaterini Mitsiou, Johannes Preiser – Kapeller and Vratislav Zervan, Austrian Academy of Sciences Press, Vienna 2017, p. 183–196.

[6] Противоположными данному фундаментальному принципу сущностного церковного единства выступают принципы и перспективы экуменического богословия, говорящие о «единстве в инаковости и через инаковость» и, в связи с этим, о принятии догматического разнообразия. Согласно этой схеме, различные христианские конфессии являются особыми формами выражения церквей, составляющих «единую Церковь» на основе догматического минимализма, для которых главным приоритетом является общение между церквами под девизом И. Конгара: «Единство веры при различии ее формулировок». Подробнее см. Rosino Gibellini, Теология двадцатого века, перевод Панайотиса Ар. Ифандиса, изд. Артос Зоис (Хлеб Жизни), с. 607–648.

[7] Деяние I, Lamberz I, с. 50.

[8] Геннадий Схоларий, Полное собрание сочинений, под ред. L. Petit. – X. Siderides – M. Jugie, Oeuvres Complètes de Gennade Scholarios, т. 4, изд. Maison de la Bonne Presse, Paris 1935, с. 206.

[9] Василий И. Тулумцис, Экклезиологические рамки и условия принятия еретиков согласно Материалам VII Вселенского Собора, с. 12. // Βασίλειος Ι. Τουλουμτσής, Το Εκκλησιολογικό πλαίσιο και οι προϋποθέσεις αποδοχής των αιρετικών σύμφωνα με τα Πρακτικά της Ζ΄ Οικουμενικής Συνόδου, σελ. 12.

 

Источник: http://aktines.blogspot.com/2022/10/1438-1439-787.html

@Перевод «Трость Скорописца», 2022 г.

Благодарим всех тех, кто перепечатывает наши материалы и при этом указывает ссылку на данный блог, показывая этим уважение к труду переводчика. И благодарим тех, кто не указывает, а выкладывает как свои собственные. Да благословит всех нас Господь! Слово Божие пусть сеется обильно.