Патриарх Варфоломей и проект построения «Вавилонской башни» антихристовой всерелигии

От редакции: 29 июля 2025 года на сайте Вселенской Патриархии был опубликован доклад под названием «Противоречия и предпосылки межрелигиозного диалога». Этот доклад был произнесен Вселенским Патриархом Варфоломеем в Стамбуле на собрании «Всемирного совета религий за мир».

В канун праздника святого пророка Божия Илии, который лично усек мечом 450 языческих жрецов Иезавели, возникает вопрос: что сказал бы святой пророк Илия, если бы прочитал этот богомерзкий доклад, где излагается базис для построения антихристовой всерелигии и где приравниваются друг к другу и называются «священными» и Бог, и Аллах, и Брахман, и сатанинская «Сияющая Пустота»?

Ниже приводится полный перевод текста доклада.

***

Приветственное слово Всесвятейшего Вселенского Патриарха Варфоломея на встрече Всемирного совета религий за мир (Стамбул, 29 июля 2025 г.)

Keynote Address by His All-Holiness Ecumenical Patriarch Bartholomew at the Meeting of the World Council of Religions for Peace (Istanbul, July 29, 2025)

 

«Противоречия и предпосылки межрелигиозного диалога»

 

Ваши Высокопреосвященства,

Ваши Превосходительства,

Г-н Генеральный секретарь,

Уважаемые члены Всемирного совета,

Дорогие друзья и коллеги,

В этом городе, где камни еще хранят отголоски веков, когда ойкумена определялась не как географическое пространство, а как духовный горизонт, и где Вселенская Патриархия Константинополя продолжает свидетельствовать о вселенском призвании Православного христианства, сегодня происходит собрание современного сообщества, призванное противостоять ситуации глобального кризиса. Однако вызов заключается не столько в его видимых проявлениях, в экономической нестабильности, которая ведет к удушению целых народов, в безудержном технологическом прогрессе, ставящем под сомнение само понятие человеческой деятельности, сколько в чем-то более глубоком, в скрытом состоянии, позволяющем этим явлениям проявляться с такой разрушительной силой. Диагноз, сформулированный в контексте инициативы «Религии за мир», признает в качестве фундаментальной проблемы доминирующее, обычно не признаваемое мировоззрение. Речь идет о преобладающем материализме с характерным для него упрощенным способом восприятия реальности, который сводит процветание человека только к его материальному измерению, систематически исключая любую отсылку к Священному (the Sacred). Эта потребность выйти за пределы материи, чтобы приблизиться к истине, составляет центральное ядро нашей духовной традиции. Как учит великий каппадокийский отец Церкви, святой Григорий Нисский, невозможно вознестись на ту высоту, где виден свет истины, если не сбросить с оснований души мертвую и земную кожаную одежду... Все это действительно существует и в понимании этого заключается познание истины.

Последствия такого мировоззрения носят не просто философский характер; они глубоко экзистенциальны и социальны. Искажение концепции целостности человека способствует изоляции, эксплуатации и разрушению окружающей среды. Человек перестает восприниматься как существо, основанное на трансцендентной реальности, и превращается в автономную единицу, которая требует благополучия за счет других и природного мира. Потеря связи со Священным приводит к утрате связей, составляющих общество, оставляя после себя совокупность конкурирующих индивидуумов. На фоне этого духовного опустошения межрелигиозный диалог возникает не просто как богословская проблема или привилегия мирных времен, но как неотложная необходимость, как акт коллективного сопротивления. Встреча различных религиозных традиций, каждая из которых является носителем уникального опыта Священного, становится необходимым условием для противостояния тотальной утрате смысла, для переосмысления дискурса, который осмеливается говорить о любви, сострадании, милосердии, прощении и самопожертвовании не как об абстрактных моральных ценностях, а как об активных элементах более полной реальности. Необходимость совместных действий, выраженная с самого начала движения «Разные верования — совместные действия», предполагает наличие общего места встречи, площадки, где отдельные голоса могут выразить общее свидетельство.

Ответ, предлагаемый на этот экзистенциальный вызов, принимает форму амбициозного интеллектуального сооружения: это «Общее священное мировоззрение» (Common Sacred Worldview). Это концептуальная основа, призванная служить теоретическим фундаментом для «Общего священного процветания» (Common Sacred Flourishing). Это не попытка создать новую синкретическую религию или заменить уникальные мировоззрения, характерные для каждой религиозной традиции. Напротив, ее цель — выделить область консенсуса, наметить точки, в которых сходятся различные опыты Священного, создавая общий фронт против господства материалистического редукционизма. Намерение состоит в том, чтобы явно выразить связь со Священным, которая ранее оставалась невысказанной в межрелигиозных инициативах, одновременно позволяя каждой традиции сохранить свою самобытность.

Эта структура построена на четырех фундаментальных столпах, которые составляют целостное видение реальности. В центре находится само Священное — высшая, абсолютная реальность, которая выражается различными способами, как Бог, Аллах, Брахман или Сияющая Пустота [понятие из буддизма, – прим. пер.]. Эта реальность не является абстрактным принципом, а основой «сообщества бытия» (community of being,), которое объединяет все вещи через Любовь, Сострадание, Милосердие. Во-вторых, люди по определению рассматриваются как существа, связанные между собой, именно потому, что они опираются на Священное. Их потенциал для достижения полноты не исчерпывается защитой прав, но реализуется через взращивание добродетелей, причем центральную роль играет свобода, проистекающая из Священной Любви. В-третьих, общество — это не просто совокупность индивидуумов, а «совокупность из совокупности людей» (whole of whole human beings), структура взаимосвязи между людьми и институтами общественного блага: семьей, образованием, экономикой. Наконец, Земля и сеть ее жизни, независимо от того, считаются ли они священными сами по себе или выражением Священного, признаются всеми традициями как основанные на Священном, требующие уважения, которое выражается через такие добродетели, как устойчивое потребление, и такие структуры, как возобновляемые источники энергии.

Сила этого предложения заключается в попытке преодолеть пропасть между верой и наукой. Опираясь на современные открытия квантовой механики и биологии, оно бросает вызов доминирующим механистическим моделям Вселенной, предлагая вместо этого образ целеустремленности и взаимосвязанной целостности, который согласуется с духовными представлениями [чьими? – прим. пер.]. Призыв к «новой философии природы» (new natural philosophy), объединяющей научные и духовные поиски, является, пожалуй, самым смелым элементом этого предприятия. Таким образом, «Общее священное мировоззрение» — это не просто теоретическая концепция, а руководство к совместным действиям, рамки, которые стремятся дополнить «цели устойчивого развития ООН», добавив критически важное измерение отношений человека со Священным, измерение, которое часто отсутствует в чисто светских проектах. Однако успех таких амбициозных теоретических рамок зависит от одной базовой предпосылки. Как отмечают ученые, ссылаясь на динамику межрелигиозных контактов, важную роль в качестве предпосылки для межрелигиозного диалога играет диалог жизни. Сближению догматов должно предшествовать общение на основе жизненного опыта; перед общим мировоззрением — общий путь.

Ситуация, с которой призвано столкнуться «общее священное мировоззрение», не является чисто современной патологией. Человечество живет в плюралистических рамках с самого начала своей истории. Этот факт вызывает фундаментальное недоумение: почему homo sapiens, биохимическая структура и генетический потенциал которого в основном одинаковы, тончайшие извилины коры головного мозга которого схожи у всех народов, не говорит на одном языке? Почему вместо единого языкового решения, которое казалось бы абсолютно понятным в свете анатомических и нейрофизиологических универсалий, мы сталкиваемся с четырьмя или пятью тысячами языков, которые используются в настоящее время, остатками еще большего числа языков, на которых говорили в прошлом? Это «пестрое одеяло», это «безумное разнообразие» представляет собой не просто техническое препятствие для общения, но и мощное препятствие для материального и социального прогресса вида, источник ненависти и взаимного презрения, рожденного невозможностью взаимопонимания. Мифологическое сознание каждой культуры имеет свою версию Вавилона, свой рассказ о первоначальном рассеянии языков.

Будь то наказание за высокомерие, безумная башня, воздвигнутая к звездам, или случайное высвобождение языкового хаоса, многоязычие воспринимается как второе падение. Человек был изгнан не только из Рая, но и из единой семьи человеческой, из уверенности в том, что он может постигать и передавать реальность. Воспоминание о первобытном, «адамическом» диалекте, который позволял достичь совершенного соответствия между словами и вещами, о языке, в котором дарование имен было отражением самого творческого акта Бога, преследует человеческое мышление как утраченное единство. С этой точки зрения, история языкового сознания человека — не что иное, как трудоемкое колебание маятника между Вавилоном и возвращением к однозвучию, к мессианскому моменту восстановления взаимопонимания.

Именно в этом месте современное предложение об «общем священном мировоззрении» встречается с древним мифическим поиском. Его можно рассматривать как секуляризованную, логически обработанную попытку отвратить проклятие Вавилона, уже не в области общего языка, а в области общего духовного ориентира. Полифония религий, как и многоязычие, представляется препятствием, которое необходимо преодолеть, источником путаницы, способствующим преобладанию нерелигиозного материализма. «Общее священное мировоззрение» стремится функционировать как grammatica universalis священного, система «глубинной структуры», в которой поверхностные различия религиозных «языков» сводятся к общим, фундаментальным принципам. Цель состоит в создании металингвистической системы отсчета, места встречи, которое позволит «перевести» индивидуальные священные истины на общепонятную терминологию, способную выразить речь современного мира. Это попытка восстановить башню, но уже не из кирпичей и асфальта, а из общих понятий и взаимно признанных принципов, башню, цель которой не завоевание неба, а защита земли от его отсутствия. Благородная цель этого предприятия неоспорима, как неоспорима и тревога, из которой оно проистекает. Однако сама аналогия с загадкой Вавилона рождает критический вопрос: не является ли многообразие не просто проклятием, которое необходимо снять, а условием, заключающим в себе более глубокую, возможно, даже необходимую функцию? Может быть, жизнеспособность человеческого духа сохранилась именно потому, что он был рассеян по языкам? Ответ на этот вопрос определит не только применимость, но и саму сущность всех усилий по созданию общего взгляда на Священное. Потому что построение нового единства предполагает понимание причин, по которым было утрачено старое, и того, было ли оно действительно утрачено или просто преобразовано в более сложную, более требовательную форму общности.

Невозможность установить общую концептуальную отправную точку для Священного не отменяет необходимости диалога; напротив, она делает его более актуальным, перенося центр тяжести из пространства теоретического согласия в область общей исторической ответственности. Ведь если религиозные традиции затрудняются встретиться на высоком уровне своих догматических истин, они вынуждены встречаться в сфере земной реальности, там, где последствия десакрализации мира проявляются в виде конкретной боли, коллективной болезни, разрыва социальной ткани. Кризис современности — это не абстрактное философское состояние. Это осязаемая реальность, которая обретает плоть и кости в двух, казалось бы, не связанных между собой, но глубоко взаимосвязанных явлениях, преследующих мировое сообщество: непосильном бремени глобального долга и неконтролируемом появлении искусственного интеллекта. Это не просто технические проблемы, требующие технократических решений; это симптомы глубокой духовной патологии, призраки, которые рождает земной город, пытаясь построить себя в отсутствие Бога.

Глобальный долговой кризис, особенно в странах с низким и средним уровнем дохода, является наиболее ярким проявлением экономики, утратившей всякую моральную основу. За безличными цифрами и сложными финансовыми продуктами скрывается архаичная реальность рабства. Целые народы превращаются в крепостных абстрактного механизма, который, опираясь на несправедливое структурирование и эксплуататорские системы кредитования, высасывает их благосостояние, душит их развитие и закладывает их будущее. Здесь редукционистское материалистическое мировоззрение находит свое наиболее совершенное воплощение: человек перестает рассматриваться как личность, как образ Божий, и превращается в единицу производства и потребления, в цифру в балансе невидимого кредитора. Экономические отношения, которые могли бы быть полем солидарности и взаимной поддержки, функцией обмена благами, искажаются в отношения господства, отрицающие само достоинство человека.

То, что Священное Писание называет поклонением Маммоне, — это не просто алчность; это подчинение всего существования абстрактной силе, требующей абсолютной веры и жертв. Нельзя служить Богу и маммоне (Мф. 6:24). Глобальный долг является современной, институционализированной формой этого идолопоклонства. Это система, которая производит и воспроизводит неравенство, не позволяя бедным обществам инвестировать в свое здоровье, образование и инфраструктуру, делая их вечно уязвимыми перед каждым новым кризисом. Противостояние этой системе не может ограничиваться бухгалтерскими манипуляциями, реструктуризацией и удержанием денежных сумм. Она требует радикальной моральной переоценки, возвращения к принципам справедливости и солидарности, которым учат все наши религиозные традиции. Она требует признания того, что существуют долги, которые являются морально незаконными, что концепция прощения, юбилея, не является благочестивой утопией, а является необходимым условием для выживания человеческого сообщества.

Если долг является материальным проявлением бесчеловечности, то искусственный интеллект (ИИ) выступает его цифровым призраком. Здесь задача более тонкая, более всепроникающая и потенциально более глубокая с экзистенциальной точки зрения. Искусственный интеллект — это не просто новый инструмент; это создание подобия человеческого разума, интеллекта, оторванного от сознания, тела и духа. Обещая беспрецедентные достижения в медицине, образовании и безопасности, он одновременно поднимает острые этические вопросы, касающиеся предрассудков, слежки, неравенства и эрозии человеческой свободы воли. Алгоритмы, обученные на данных, отражающих сложившуюся социальную несправедливость, могут укрепить и закрепить ее, создав невидимую, но всемогущую сеть контроля, которая будет определять, кто имеет доступ к возможностям, а кто лишен их. Человеческое мышление с его нюансами, интуицией и состраданием рискует быть заменено холодной эффективностью машины.

Однако более глубокий вызов искусственного интеллекта касается самого образа человека. Редукционистский взгляд, рассматривающий человека как сложный биохимический компьютер, находит в искусственном интеллекте свое окончательное оправдание. Если мышление — это просто обработка данных, то машина действительно может превзойти своего создателя. С этой точки зрения, уникальный, неповторимый и бесконечно ценный человек, который в христианском богословии воспринимается как созданный «по образу», сводится к набору данных, к предсказуемому шаблону поведения. Свобода, творчество, любовь, молитва — все эти проявления человеческой уникальности лишаются своей тайны и анализируются как нейронные процессы. Человечество рискует потерять не только контроль над своими инструментами, но и само понимание того, что значит быть человеком.

И глобальный долг, и искусственный интеллект, несмотря на их разное внешнее проявление, проистекают из одного и того же философского корня: апофеоза абстракции и утилитарности. В случае долгового кризиса абстракцией являются деньги, оторванные от реальной экономики, которые игнорируют личность должника. В случае искусственного интеллекта абстракцией являются данные, которые игнорируют уникальность субъекта. И в обоих случаях логика утилитарности, стремление к максимальной производительности, будь то экономической или вычислительной, преобладает над всеми другими ценностями. Это и является более глубокой проблемой, идеологическим ядром, с которым необходимо бороться. Как уже отмечалось, диалог должен вестись «с религиозным ядром культурного взаимодействия или с его идеологическим ядром, как в случае секулярной культуры». Идеологическое ядро современной секулярной культуры — это именно вера во всемогущество абстракции.

Поэтому реакция религиозных общин не может быть оборонительной или негативной. Недостаточно просто осудить опасность. Необходимо предложить альтернативное, позитивное видение человека и общества, основанное на убеждении, что люди являются «существами, существующими в отношениях», а общество — это совокупность взаимосвязанных отношений. Религии должны противопоставить абстракции долга конкретную реальность солидарности — практику справедливости, требование прозрачности и моральной ответственности в глобальных экономических делах. В противовес абстракции искусственного интеллекта они должны отстаивать неоценимое значение личности, святость сознания и неприкосновенность свободы. Разработка этики для технологии, основанной на таких ценностях как сострадание, ответственность и достоинство, является одной из самых неотложных задач нашего времени.

Эти два фронта, экономический и технологический, показывают несостоятельность чисто секулярной концепции прогресса. Они заставляют нас вернуться к фундаментальным вопросам, которые современность пыталась игнорировать: что такое человек? Что составляет справедливое общество? В чем смысл человеческого существования? На эти вопросы технические решения и экономические рецепты не дают ответа. Слово принадлежит великим духовным и религиозным традициям человечества, которые призваны не давать готовых ответов, а вновь открывать горизонты мудрости, созерцания и молитвы. Неспособность земного города обрести счастье в абстракции показывает его непреодолимую жажду общения.

Анализ конкретных вызовов, долга и искусственного интеллекта возвращает нас к исходному вопросу, но уже в новых терминах. Если отправная точка «общей священной перспективы» (common sacred perspective) оказывается философски шаткой, а мирское общество не способно предложить смысл и общение, то где же в конечном счете находится место встречи мировых религий? Ответ заключается не в достижении концептуального консенсуса, а в принятии общей миссии: миссии свидетельства. Каждая религиозная традиция призвана свидетельствовать из глубины своего опыта откровения против нигилизма современности, предлагая в качестве противоядия не общую духовность, а богатство своего неповторимого своеобразия.

Настоящей основой для совместных действий является не сближение теорий, а «совместное путешествие в действии». Эта истина отражена в акценте на важности «диалога жизни как предпосылки межрелигиозного диалога». Мы встречаемся по сути не тогда, когда наши богословия совпадают, а когда наши общины делятся хлебом с голодными, заботятся о больных, защищают угнетенных. Единство куется в общем сопротивлении силам, которые пытаются стереть человеческое лицо. В этой борьбе разнообразие нашего духовного оружия является не слабостью, а богатством.

Христианское свидетельство, в частности, предлагает этому диалогу перспективу, которая не стремится к господству, но к служению: образ Бога как общение Лиц, как вечное отношение любви. Мир, в этом свете, не является статическим состоянием равновесия, но динамической, эсхатологической реальностью — ожиданием окончательного примирения всего во Христе. Таким образом, совместные действия религий черпают свой глубочайший смысл не в существующем согласии, а в общей надежде на будущий мир справедливости и любви.

Мы не призваны создавать новую глобальную религию на основе консенсуса. Мы призваны, каждый с позиций своей веры, создать глобальный альянс совести (global alliance of conscience), пророческое свидетельство, которое сохранит открытым горизонт трансцендентности в мире, которому грозит удушье в оковах материального. Наше единство основано не на том, во что мы верим, а на нашей общей любви к человечеству и на нашей общей приверженности таинству единого Бога. Это единственный жизнеспособный мир.

Благодарю всех за внимание. 

Источник:

https://ec-patr.org/keynote-address-by-his-all-holiness-ecumenical-patriarch-bartholomew-at-the-meeting-of-the-world-council-of-religions-for-peace-istanbul-july-29-2025/

@Перевод «Трость Скорописца», 2025 г.

Благодарим всех тех, кто перепечатывает наши материалы и при этом указывает ссылку на данный блог, показывая этим уважение к труду переводчика. И благодарим тех, кто не указывает, а выкладывает как свои собственные. Да благословит всех нас Господь! Слово Божие пусть сеется обильно.