Как можем мы обманываться в себе, думая, что имеем любовь к ближнему? Архимандрит Лазарь (Абашидзе)

Очень часто в наше время люди обманываются, полагая, что достаточно одного желания и малого усилия, чтобы им начать любить ближних христианской любовью. Как много и красноречиво говорится в наши дни во всем мире о любви, все приглашают друг друга объединиться под знаменем любви, весь мир опьянен этой идеей какой-то абстрактной человеческой любви, надеется этим путем разрешить все свои ужасные противоречия. В христианском учении также часто говорится о любви к ближним: заповедь о любви к ближнему Самим Господом поставлена рядом с первой заповедью — любви к Богу, а все отцы Церкви единодушно утверждают, что любовь к ближнему есть основание заповеди о любви к Богу. Но одна ли и та же любовь, к которой призывает мир и которой учит Церковь? Нет! далеко не одна и та же, скорее они крайне различаются. Показательно то, что чем мир более превозносит свою любовь человеков друг ко другу, тем более ему ненавистно то понимание любви, которое преподается в учении Православия. Как во всем мире крайне извращено понимание любви к ближнему, так и в отдельности каждый человек легко может обмануться и принять чувства, самые чуждые истинному христианству, за нечто светлое, возвышенное, богоугодное.

Отчего это? Оттого, что люди, услыхав о возвышенности любви, о святости ее, что она выше всех добродетелей и без нее все мертво, начинают искать ее в себе и усиленно выжимать из себя эту любовь в готовом виде, не понимая того, что наше падение, наше удаление от Бога, все те накопленные нами болезни души, страсти, злые привычки и т. п. зло в нас больше всего повредили это наше свойство — любить. Никакие возвышенные слова и идеи о любви сами по себе недостаточны, чтобы восстановить в нас это повреждение.

«Если бы христианство ограничивалось только одним учением о любви, оно было бы бесполезно, потому что в наличной человеческой природе, искаженной грехом, нет сил для проведения в жизнь этого учения. О любви говорил и Ветхий Завет и даже язычники, но этого мало. Разум признает, что заповедь о любви хороша, но человек постоянно будет встречать в самом себе иной закон, противоборствующий закону ума и пленяющий в законе греховнем (Рим.  7, 23). Кто наблюдает за движениями души своей, тот хорошо знает, как грехи и страсти борются с разумом и как часто они его побеждают. Разум гнется под напором страстей: грех, как бы какой туман, закрывает от нас солнце истины, связывает все добрые силы нашей души. Может ли нам в таком печальном состоянии помочь одно только учение о любви? Но в том-то сила и значение дела Христова, что оно не ограничивается одним только учением. Человечеству даны новые силы. Дело Христово есть создание «новой твари», т. е. Церкви. В Церкви живущий Дух Божий дает силы для осуществления христианского учения в жизнь. Без Церкви нет христианства; остается только христианское учение, которое само собой не может «обновити падшаго Адама» [17].

Так что искать любовь вне Церкви Православной, в среде людей совершенно неверующих или еретиков есть глубокое заблуждение. Но и мы сами, православные христиане, не должны думать, что сердце наше может легко склониться к исполнению этой заповеди. Нет, но надо пролить пот и слезы, много потрудиться и поскорбеть, прежде чем появятся хоть слабые признаки того, что сердце умягчилось и умилостивилось к ближнему. Если мы внимательно начнем всматриваться в свою душу, если действительно ради заповеди Божией возжелаем любить ближнего своего, то обнаружим в сердце жестокое противление, оно то будет отзываться окамененным нечувствием, то озлобляться и рыкать подобно хищному зверю, будет источать то ненависть, то клевету, то мстительность и зависть, то насмешку, то осуждение, то будет усмехаться злу, преткновению ближнего, то огорчаться его успехами, — таково наше сердце, пока оно не очищено продолжительным трудом самоукорения, молитвами, многими внутренними и внешними подвигами, терпением скорбей, обид, несправедливостей и т. д. Недаром святой Иоанн Лествичник помещает любовь на самой высшей — тридцатой ступени своей лествицы добродетелей. Как же мы мечтаем достичь ее, перепрыгнув все двадцать девять?

Какие только страсти, какие только искажения наших душевных чувств не способны облекаться в одежду любви к ближнему. Какие только пристрастия не стараются изображать из себя самую святую любовь и милосердие к ближним. Многие самые отвратительные страсти получают свободу жить и действовать под прикрытием христианской любви. Как раз больше всего нас от Христа и удаляют-то разные привязанности и пристрастия к людям, мы всегда-то и льнем друг ко другу и к обществу человеческому, водимые всевозможными страстями и дурными наклонностями, которых и перечислить невозможно. Начиная благочестивую христианскую жизнь нам должно как раз больше всего приложить усилия к тому, чтобы освободить сердце от множества таких больных душевных привязанностей к людям. И тут лукавые демоны стараются напеть нам некоторую разнеживающую, расслабляющую, льстящую нам песенку про любовь ко всем людям, про милосердие, про самопожертвование; таким образом человек может продолжить те же нечистые отношения, оскверняющие сердце, думая, что он начал совершенно иную жизнь и что он тянется к общению, — это есть признак зародившейся в нем любви к ближним. По неразумию такие страсти, как человекоугодие, ложное, основанное на самолюбовании, смирение, притворная скромность, блуд в самых тонких, сокровенных видах и т. п., могут показаться тем светлым источником, из которого исходит милосердие. Очень важно для спасения души удалить из нее все напускное, притворное, страстное. Мы не играть должны в христианскую любовь, но делать все, чтобы действительно стяжать эту истинную любовь к ближним. Мы должны различать кровяное, душевное, плотское от духовного. Все истинно евангельское, исполнение всякой заповеди Христовой именно ради Бога, ради вечности, не по страстному увлечению, всегда сопряжено с борьбой, с усилием, с понуждением своих сил. Чувство умиротворения и легкости будет после победы, после совершения самого подвига. А страсть, наоборот, так воодушевляет к делам ложной любви, что если встретятся препятствия со стороны церковных правил, установлений святых отцов, то движимый такой «любовью» спешит с раздражением отвергнуть их, назвав устаревшими или неправильно понятыми, и спешит исполнить дело «любви». Истинная христианская любовь не старается выказаться наружно, она сдержанна, ищет действительной помощи ближнему, не только в его телесной потребности, но заботится всегда и о душе; а плотская любовь не думает о вечности, для нее все главное только в этой жизни, ей нужны сильные переживания, впечатления, реклама. Душевная любовь эгоистична, она любит не ближнего, а саму себя, утверждаемую через ближнего. Опять в душе тот истукан: «я — милосердый и братолюбивый», — он-то и присваивает себе славу за внешние дела милостыни.

Беда, когда человек привязывается к ближнему похотной телесной страстью, какой-нибудь темной и неясной привязанностью, думая, что это есть духовная связь. И окажется на суде, что многое из того, что нами почиталось светом, — тьма.

Вот об этом предмете учение отеческое. Пишет святитель Игнатий: «Не подумай, возлюбленнейший брат, чтобы заповедь любви к ближнему была так близка к нашему падшему сердцу: заповедь духовна, а нашим сердцем овладели плоть и кровь; заповедь — новая, а сердце наше — ветхое.

Естественная любовь наша повреждена падением; ее нужно умертвить — повелевает это Христос — и почерпнуть из Евангелия святую любовь к ближнему, любовь во Христе.

Не имеет цены пред Евангелием любовь от движения крови и чувствований плотских.

Евангелие отвергает любовь, зависящую от движения крови, от чувств плотского сердца. Оно говорит: Не мните, яко приидох воврещи мир на землю: не приидох воврещи мир, но меч. Приидох бо разлучити человека на отца своего и дщерь на матерь свою и невестку на свекровь свою. И врази человеку домашнии его (Мф.  10, 34–36.)

Святой Дух научает любить ближнего свято.

В каком падении наше естество? Тот, кто по естеству способен с горячностью любить ближнего, должен делать себе необыкновенное принуждение, чтобы любить его так, как повелевает любить Евангелие.

Обладаемое пристрастием сердце способно ко всякой несправедливости, ко всякому беззаконию, лишь бы удовлетворить болезненной любви своей [9, т. 1, с. 123–124].

«Умрем для естественной любви к ближнему и оживем новой любовью к нему, любовью в Боге».

«Смирение убивает естественную любовь. А если она умирает от смирения, то жизнь ее составляется гордостью... В ней живет идол «я», поставленный на престоле татебно вкравшегося самомнения и завешивающийся завесой будто бы добродетели» [10, п. 86].

«Люди, оживая безумно друг для друга, оживая душевной глупой привязанностью, умирают для Бога, а из пепла блаженной мертвости, которая ради Бога, возникает, как златокрылый феникс, любовь духовная» [10, письмо 90].

«Возлюби ближнего по указанию евангельских заповедей, отнюдь не по влечению твоего сердца. Любовь, насажденная Богом в наше естество, повреждена падением, и не может действовать правильно. Никак не попусти ей действовать! Действия ее лишены непорочности, мерзостны пред Богом, как жертва оскверненная; плоды действия душепагубны, убийственны. Следующим образом возлюби ближнего: не гневайся и не памятозлобствуй на него; не позволяй себе говорить ближнему никаких укорительных, бранных, насмешливых слов, сохраняй с ним мир по возможности своей; смиряйся пред ним; не мсти ему ни прямо, ни косвенно; во всем, в чем можно уступить ему, уступай; отучись от прекословия и спора, отвергни их, как знамение гордыни и самолюбия; говори хорошо о злословящих тебя; плати добром за зло; молись за тех, которые устраивают тебе различные оскорбления, обиды, напасти, гонения (Мф.  5, 21–47). Никак, ни под каким предлогом, не осуждай никого, даже не суди ни о ком, хорош ли он или худ, имея перед глазами того одного худого человека, за которого ты должен отвечать пред Богом, — себя. Поступай относительно ближних так, как бы ты желал, чтобы было поступлено относительно тебя (Мф.  7, 1–12). Отпускай и прощай из глубины сердца человекам согрешения их против тебя, чтобы и Отец Небесный простил тебе твои бесчисленные согрешения. Наконец, не повреждай брата своего многословием, пустословием, близким знакомством и свободным обращением с ним. Ведя себя так по отношению к ближнему, ты окажешь и стяжешь к нему заповеданную Богом и Богу угодную любовь; ею отворишь себе вход к любви Божией...» [9, т. 5, с. 66].

«Воздавай почтение ближнему как образу Божию, — почтение в душе твоей, невидимое для других, явное лишь для совести твоей. Воздавай почтение ближнему, не различая возраста, пола, сословия, и постепенно начнет являться в сердце твоем святая любовь. Причина этой святой любви не плоть и кровь, не влечение чувств, — Бог...» [9, т. 1, с. 127].

Сличая это учение Церкви о любви к ближнему с той безобразной, искаженной личиной любви, которую провозглашает ныне мир, ужасаешься ее уродству. Как ясно, что взрастить в сердцах истинную любовь можно только в лоне Православной Церкви, при условии точнейшего исполнения ее учения и уставов, при постоянном очищении, освящении, приобщении благодати Божией чрез Святые Таинства, но никак не иначе. По мере того как люди все более и более отвергают смиренномудрое, покаянное учение отцов Православия, предаются самооправданию и самовозвеличиванию — они все более теряют даже верное понятие об истинной любви, заменяют ее кривляниями, лицемерием, фальшью.

Коснемся здесь еще несколько заповеди Господней о милосердии. Приведем еще одно наставление святителя Игнатия из его писем:

«Рассматриваю милосердие, заповеданное Господом: вижу бездну несоглядаемую, вижу высоту, уносящуюся от взоров. Он заповедует нам: Будите убо милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть (Лк.  6, 36). Чтоб исполнить эту заповедь, надобно сделаться столько милосердым, сколько милосерд бесконечно милосердый Господь. Широка, Господи, заповедь Твоя зело! (Пс.  118, 96). Кто возможет ее исполнить вполне самым делом?..

Но я, грешник, мрачный грешник, как ни взгляну в себя, всегда вижу смешение добра со злом, доставленное человеческому роду его праотцем, дерзостно и погрешительно вкусившим от древа познания добра и зла. Кажусь я людям милосердым; но с точностью проверив себя, исследовав себя, нахожу в себе одну глупую личину милосердия. Милосердствует во мне тщеславие; милосердствует во мне пристрастие; милосердствует во мне кровь; но чтобы подвигала меня к милосердию заповедь Христова, чистая, святая, этого я не нахожу в себе. Когда же я, мрачный грешник, опомнюсь на краткое мгновение и пожелаю быть милосердым сообразно заповеди Христовой, то вижу, что должен учинить сердцу моему ужасное насилие. Обличается сердечный недуг мой святой заповедью! убеждаемый ей признаю себя, по естеству милосердого, жестокосердым, человеконенавидцем по отношению к Евангелию. Мое сердце согласно быть милосердым по движению крови; но быть милосердым по заповеди Христовой для него — распятие.

Я обязан принуждать себя к милосердию сообразно заповедям Евангелия, хотя б это и было сопряжено с насилием сердца, носящего в себе заразу греха, общую всем человекам. Естественное милосердие, как произведение плоти и крови, не может быть Богоугодной добродетелью. Мало этого! Оно враждебно заповедям евангельским! Для посещения и умерщвления его принесен на землю меч евангельский. Водимые естественным милосердием пребывают во мраке под влиянием лютого всезлобного миродержца.

Господь, Спаситель мира, во время пребывания Своего на земле, возвещал однажды ученикам своим, что Ему должно идти во Иерусалим, там много пострадать, быть убиту и в третий день воскреснуть. Тогда верховный из апостолов, святой Петр, движимый естественным милосердием, начал противоречить Господу. «Милосерд Ты, Господи, — говорил он, — не имать быти Тебе сие». На это изъявление сострадания, милосердия — естественных — Господь отвечал св. Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое (Мф. 16, 23). Неужели в устах Богочеловека слово «сатана» было лишь укоризненное? Сохрани Боже допустить такое богохульство! Этим словом Господь изображает, что мысли и чувствования падшего человека находятся под властью сатаны, хотя по-видимому они и кажутся добрыми; действия человека по влечению его сердца сливаются в одно с действиями сатаны. Так повреждено горестным падением естество наше!

Должно умертвить то милосердие, которого причина — кровь; должно снискать то милосердие, которого причина, источник — светлая и святая заповедь Христова; она — Дух, она — живот вечный.

(Тогда) пред вами откроется необозримое поприще для подвига и течения. Какое бы вы ни стяжали преуспеяние в милосердии, оно покажется вам ничтожным в сравнении с образцом милосердия, начертанным в Евангелии. Самое преуспеяние ваше будет научать вас смирению, приводить к нему. Таково свойство преуспеяния духовного! Напротив того, кто не отвергается себя, не погубляет души своей (Лк.  17, 33), действует по влечению чувств сердечных, от движения крови, тот непременно осуществляет свое «я», видит добро в своих движениях, своих действиях, оживляет собственно себя, стягивает мало-помалу высокое о себе мнение. Таковый, думая преуспевать духовно, преуспевает лишь в лютом падении...»

Это слово святого отца имеет особую ценность для нас, оно может быть отнесено к исполнению и всех других заповедей, да и вообще христианских добродетелей. Здесь ясно указано главное условие правильного исполнения их и причина прелести. Здесь коротко и точно высказано все то, о чем шла речь выше.

 

Источник: Таинство Исповеди : о грехах явных и тайных недугах души / сост. архимандрит Лазарь (Абашидзе) – изд. 2. Киев: Типография Киево-Печерской Лавры. 2005. – 479 с.