«И мы будем такими…».

«Сыне человечь, оживут ли кости сия? И рекох: Господи Боже, Ты веси сия» (Иез. 37, 3).

Люблю бывать по временам,

Где скрыта тайна жизни нашей,

Где, может быть, сокроюсь сам.

Вслед за испитой смертной чашей.

 

Здесь я минуты провожу,

Томим уныньем неисцельно.

И здесь отраду нахожу,

Когда душа скорбит смертельно.

Смолкает тут житейский шум —

И вместо мыслей горделивых

Приходит ряд суровых дум —

Судей нелестных справедливых.

 

Передо мной убогий храм,

Наполнен мертвыми костями.

Они свидетельствуют нам,

Что мы такими ж будем сами.

 

Немного лет тому назад,

(Как жили те земные гости)

И вот ушли они в свой град,

Оставив нам лишь эти кости.

 

Не в силах были и они,

Владеть собой в иную пору.

И между ними, как людьми,

Бывали ссоры из-за сору.

 

Теперь, довольные судьбой,

Лежат, друг другу не мешая,

Они не спорят меж собой:

Своя ли полка иль чужая.

 

Мы тоже гости на земле,

И нам лежит туда дорога.

Идем по ней в какой-то мгле,

Не видя вечности порога.

 

И святость любим, и грешим,

Гонясь за счастием — страдаем,

Куда-то всякий день спешим

И то, что важно, забываем.

 

Боимся смерти и суда,

Желаем здесь пожить подольше,

Стараясь избегать труда,

И чтоб скопить всего побольше.

 

Не можем слова перенесть

Иль чуть не ласкового взгляда,

А скорбных испытаний крест

Для нас мучительнее ада.

 

Других виним почти всегда,

Хоть сами Бога прогневляем,

Себя ж винить мы никогда

И в самом малом не дерзаем.

 

Для личной прихоти своей

Готовы потом обливаться,

Не спать подряд и пять ночей,

Во все опасности пускаться.

 

Кривить душой на всякий час,

Безбожно совесть попирая.

И все что только тешит нас,

К себе усердно загребая.

 

За честь всегда стоим горой,

Ценим труды свои и знанья.

И невниманье к ним порой

Приносит нам души терзанья.

 

Таков есть страстный человек —

Хвастливый бог земного рая!

Он суетится весь свой век,

Покоя день и ночь не зная.

 

И всем безумно дорожит,

Пока здоровьем обладает.

Когда ж болезнь его сразит,

Совсем другой тогда бывает.

 

Ударит грозный смертный час —

Душа греховная смутится.

И все, что дорого для нас, —

Со всем навек должны проститься.

 

Безсильны нежности друзей:

Ничтожны ценности имений —

Они не могут жизни сей

Продлить хоть несколько мгновений.

 

Напрасно с помощью спешат,

И врач искусство изощряет:

Больному все трудней дышать —

И он, конечно, умирает.

 

Хладеет грудь, тускнет взор,

Все чувства рабски умолкают.

И нас, как будто некий сор,

Поспешно в землю зарывают.

 

Затем немного надо знать,

Что с нами здесь потом бывает:

Вот эти кости говорят

Им наша совесть доверяет.

 

Один момент — и жизнь мечта!

Зачем же столько треволнений?

Зачем вся эта суета

И масса горьких наслаждений?

 

Мы забываем тот урок,

Который смерть нам повторяет,

Что жизнь дана на краткий срок,

И детство дважды не бывает.

 

О смерть, кому ты не страшна?

Кому ты только вожделенна?!

Блажен, кто ждет тебя, как сна,

Кто помнит, что душа безсмертна.

 

И нет несчастнее того,

Кто вспомнить о тебе страшится:

Вся жизнь — мученье для него,

И сей однако он лишится.

 

А там — для праведных покой

И радость вечно со святыми:

Для грешных  ад с кромешной тьмой,

И участь их с бесами злыми.

 

Теперь, быть может, что иной

Одежды всякий день меняет;

Умрет — положат лишь в одной,

И той случайно не бывает.

 

А тот, кто даром мудреца

Владеет, Бога же не знает,

Умрет — не более глупца,

Напрасно только жизнь теряет.

 

Недалеко уж этот срок,

И эта к вечности дорога.

Припомни мудрый тот урок

Познай себя — познаешь Бога.

 

Познай откуда ты и кто,

Зачем пришел, куда идешь

Что ты велик и ты — ничто,

Что ты безсмертен и — умрешь.

 

1905 г.

Святая гора Афон,

Свято-Пантелеимонов монастырь,

Монах Виталий